Наконец впереди показалось здание школы, в которой был развернут госпиталь. Во дворе было столпотворение – недавно привезли новую партию раненых. Водитель исхитрился подогнать машину к самому крыльцу. Шевцов забежал в здание и вскоре вышел с двумя санитарами и настороженным пожилым врачом, посверкивающим стекляшками очков. Крылова быстро положили на носилки и почти бегом понесли в приемное отделение, а оттуда – сразу в операционную.

После госпиталя поехали на площадь Дзержинского. Шевцов, угрюмо нахохлившись, на коротком пути не проронил ни слова, и только на внутреннем посту при въезде в наркомат его прорвало. Часовой долго мусолил бумаги на Плакса и никак не решался впустить прибывших.

– Ты что, читать не умеешь, там же по-русски написано! – вспылил Шевцов.

– Еще вас научу! – огрызнулся тот.

– Что-о?!Да я тебя под трибунал! Не видишь, кто подписал?!

– Без коменданта не имею права! Не велено.

– Какой еще комендант?! Это приказ самого наркома! – не владея собой, заорал Шевцов и потянулся к портупее.

В этот момент появился взмыленный комендант и еще на бегу на «трехэтажном» диалекте прокричал часовому команду. Часовой отступил в сторону и подчеркнуто вежливо откозырял приехавшим. Шевцов провел Плакса в подъезд, и они остановились у лифта. Подошли еще несколько офицеров. Под их взглядами, колючими и недоуменными, Плакс почувствовал себя неуютно.

– Нам выходить! – доехав до нужного этажа, сказал Шевцов.

Они долго шли по коридору. В коридоре стояла особенная тишина. Толстые ковровые дорожки гасили шаги, не было слышно и того, что творилось за обитыми кожей дверями.

Шевцов приоткрыл одну из дверей и заглянул в приемную. Там никого не оказалось – видимо, секретарь вышел. Он прошел дальше и тихо постучал в дверь кабинета.

– Заходите! – раздался голос.

Шевцов слегка подтолкнул в спину Плакса, и тот шагнул в кабинет первым.

Обстановка была казенной. У стены стоял кожаный диван, по углам два массивных кресла. На стене висел портрет Вождя. За большим письменным столом сидел молодой человек в военной форме без знаков различия.

«Порученец или помощник? – подумал Плаксин, увидев, как тот бесцеремонно копошится в папках. – Интересно, а кто твой хозяин?»

Молодой человек дружелюбно распорядился:

– Пожалуйста, проходите и присаживайтесь, товарищ Плакс. Спасибо, капитан, вы свободны.

Плакс подумал, что ослышался, за последние два года так его никто не называл. Он осторожно присел на стул и оглянулся в сторону двери, ожидая, что сейчас появится начальник.

«Порученец» захлопнул толстую папку и неожиданно посетовал:

– Хотите – верьте, хотите – нет, но мы когда-нибудь утонем в бумагах!

– Уж не знаю, кому верить… – осторожно ответил Плакс.

Молодой человек мягко улыбнулся и представился:

– Фитин Павел Михайлович, начальник Первого управления НКВД.

– Извините, но это название мне ничего не говорит.

– Разведка.

Плакс совершенно другим взглядом посмотрел на хозяина кабинета. Опытный разведчик, прошедший суровую школу большевистского подполья, Гражданской войны, а затем пятнадцать лет проработавший в нелегальных структурах Коминтерна, он мысленно сравнивал Фитина с людьми, ранее занимавшими этот пост – Дзержинским, Таршисом (Пятницким), Артузовым, Берзиным, – и не находил объяснения столь головокружительной карьере.

«Наверное, около тридцати? – гадал он. – И уже руководит разведкой… Но это невозможно! Необстрелянных, зеленых мальчишек ставить на такое дело!»

Фитин, в свою очередь, не скрывая любопытства, рассматривал человека, от которого во многом зависел успех предстоящей операции. Его взгляд цеплял каждую мелочь.

«Да… Постаралось лагерное начальство. Выдали бедолаге костюм блатаря-пижона. Разведчик такой носить не станет. Его дело – быть неприметным. И причесочка еще та. Такую до войны еще поискать надо было. А держится молодцом, чувствуется старая школа. Лагерь его не сломал. Глаза… Хорошие глаза, нет в них ни страха, ни заискивания. Такому, кажется, можно доверять».

Фитин пододвинул к Плаксу пачку «Беломора» и предложил:

– Закуривайте, Израиль Григорьевич.

Плакс вопрошающе посмотрел на Фитина.

– Я знаю, что вы чаще пользовались иным отчеством и иными именами – они также фигурируют в деле, которое мы получили по линии Коминтерна. Но я хотел бы обращаться к вам, используя ваши настоящие имя и отчество.

Израиль кивнул и мягко отодвинул от себя папиросы.

– Спасибо. В лагере такое стоит крайне дорого. Хорошо, что не пристрастился к курению, – чуть улыбнувшись, проговорил он.

– Понимаю, – кивнул Фитин. – Я изучил ваше дело… К глубокому сожалению, таких трагедий перед войной произошло немало… Перестраховались… Ведь настоящих врагов очень много.

– Давайте не будем об этом, – глухо проговорил Плакс. Потом его словно прорвало: – Нет, как вы могли?! Как допустили, что фашисты захватили полстраны и бомбы рвутся в самой Москве! Как?!

Фитин промолчал. Перед ним была еще одна жертва Большого террора. Здесь, на Лубянке, два года назад следователи выбивали из Плакса признательные показания, но, вот удивительно, сейчас он думал не о себе, а о Родине, от имени которой его осудили не только на бесчестие – на верную смерть. Он поражался мужеству этого человека, которого не сломили ни предательство бывших друзей, ни унижения, ни каторжный труд на лесоповале.

Формально, по закону, он особо опасный государственный преступник, враг народа, размышлял Фитин. Приговор никто не отменял, но… Но все изменила война. По большому счету, в войне только две противоборствующие стороны. Гитлер, который вероломно напал на нашу страну, а вместе с ним и всякая шушера – белогвардейцы, предатели, таившиеся до поры до времени, а теперь решившие взять реванш, а с другой стороны – те, кто грудью встал на ее защиту.

И все-таки кто же ты, Израиль Плакс? Враг, затаившийся, злобный, готовый ужалить в любую минуту? Или друг? Нет, не враг! Какой, к черту, враг! Человек прошел девять кругов ада, не оклеветал ни одного из своих соратников, несмотря на всю жестокость следователей. И сейчас он думает не о себе, а о той страшной беде, что нависла над страной.

В гибком уме молодого начальника разведки зародилась смелая идея. А что, если Плакса непосредственно подключить к операции? Рискованно? Несомненно! Клеймо «враг народа» – это не шутки. Малейшая ошибка, и можно оказаться в одной камере с ним.

Страшно… А кому сейчас не страшно? Нет, надо рискнуть, все больше склонялся к такому решению Фитин. Прямое участие Плакса в работе с Саном, вне всякого сомнения, активизирует операцию, позволит выполнить задачу товарища Сталина в срок. К тому же Сан, скорее всего, пойдет на контакт только с Плаксом. Но как убедить в этом Лаврентия Павловича? Как? Одних только слов о надежности Плакса явно недостаточно. Необходимо найти что-то весомое, надежный крючок, с которого сорваться невозможно.

Стоп! – пронзила догадка. Жена и дочь! Это серьезный аргумент. Жена «врага народа» с первых дней была не